Переводить письменные произведения, особенно красочную прозу или поэзию, — занятие одновременно и радостное, и чреватое опасениями. Этических ловушек в переводе много, а синонимов почему-то никогда не бывает достаточно. Если покорно отказаться от аллитерации и метра, то издаваемые ими крики можно перевести как «ай», «айе», «āi yō», в зависимости от точки зрения. Тем временем нюансы уходят со сцены, и никто этого не замечает.
В итальянском языке есть меткое высказывание на эту тему: «Traduttore, traditore» — переводчик, предатель. Она отражает пессимистическую, но заслуживающую внимания мысль о том, что акт перевода по своей сути обречен на неудачу, поскольку ничто и никогда не может быть переведено с идеальной точностью.
Откинувшись в своем кресле за столом из искусственной кожи, профессор философии выглядит самодовольно. Существует ли вообще «перевод»? говорят ее глаза. Как может любое слово, любое восприятие или одно прочтение текста иметь прямой эквивалент на другом языке? И как вы вообще можете определить его, будучи запертыми в рамках собственного восприятия и опыта?
Впрочем, вступать в такие дебаты — задача для другого дня, другого офиса, другой бутылки водки. Хотя у него есть свои эзотерические достоинства, аргумент о том, что ни один перевод никогда не может быть «идеальным», рискует заслонить важные практические соображения: что перевод необходим в глобализированном мире, и что перевод с целью узнать больше о других культурах и их литературном богатстве является положительным начинанием. Поэтому, если вас интересует центр переводов «Эксперт» в Киеве, переходите на сайт https://expertperevod.com/.
Тем не менее, если исходить из того, что перевод как существует, так и должен существовать, мы уже сталкиваемся с рядом проблем. Например, насколько верным должен быть переводчик по отношению к оригинальному тексту? Какую ответственность он несет?
В споре, который возвращает нас к вышеупомянутой философской теме, критики и переводчики утверждают, что перевод — это не сухое дело, которое заключается в переходе от одного языка к другому, а скорее акт творчества. Рассмотрим стилистические качества текстов, такие как аллитерация и рифма: переводчику придется проявить изобретательность, чтобы передать как стиль оригинального текста, так и его смысл. Детский стишок или прибаутка, если использовать самые простые примеры, пострадают, если их перевести слишком буквально; никому нет дела до приморского торгового предприятия этой случайной женщины в лучшие времена, но то, что «она продает ракушки», еще менее интересно на языке, который теряет созвучие и ассонанс английского анекдота. Точно так же ни один англоязычный человек не потрудится повторить забавную (нет, правда, это восхитительно) французскую скороговорку As-tu été à Tahiti? — «Вы были на Таити?» — на английском для развлечения. Очевидно, что для эффективного подражания характеру оригинала в переводе должна присутствовать определенная степень творческой свободы.
Тем не менее, рассмотрение перевода как творческого акта имеет свои проблемы. Если при переводе допускать слишком много вольностей, перевод может превратиться в адаптацию, а если переводчику доверили текст для перевода, он обязан уважать оригинальное произведение.
Конечно, вопросы, связанные с правом собственности и оригинальностью, осложняются еще и тем, что переводчиков, естественно, поощряют переводить «хорошо». Однако, если вспомнить профессора философии из третьего абзаца, что такое «хорошо»? Следует ли разрешать переводу улучшать оригинал?
Сравнение достоинств перевода с достоинствами оригинала весьма субъективно. Тем не менее, можно проанализировать два основных компонента всех текстов — стиль и содержание — и рассмотреть, как их можно улучшить с помощью перевода, и допустимо ли это с этической точки зрения. С одной стороны, переводчики обязаны не манипулировать текстами, даже с целью их «улучшения», просто для того, чтобы точно их представить. Однако все же можно найти проблески этичного переводческого новаторства; обороты речи, которые уважают оригинал, добавляя изюминку, но ни в коем случае не меняя смысла. Например, мне очень нравится, как переводчик Гарри Поттера на французский язык Жан-Франсуа Менар соединил слова «choix» (выбор) и «chapeau» (шляпа), чтобы сделать из французской версии волшебной сортировки Choixpeau. Такой каламбур соответствует тону книг и, следовательно, является правильным стилистическим выбором.
Более свежим примером вдохновенного перевода является перевод Деборы Смит, которая была совместно награждена Международной Букеровской премией 2016 года за перевод романа Хань Канга «Вегетарианец», получившего премию. Судьи сочли премию «равной» между автором и переводчиком, посчитав, что книга «нашла правильный голос на английском языке» и, таким образом, стала доступной для англоязычной аудитории в необычайно точной степени, как по стилю, так и по содержанию. Как и в случае с Жан-Франсуа Менаром, упомянутом выше, этот пример показывает, как переводчик может выполнять свою работу, не заслоняя и не омрачая текст, который ему доверили.
Однако в том, что касается содержания, споры значительно усугубляются. Естественно, вряд ли кто-то будет оправдывать изменение персонажей или сюжетных линий в переводе. Однако принимать такие решения не всегда так просто. Возьмем, к примеру, романы Х. Райдера Хаггарда: чрезвычайно популярные в эпоху расцвета Британской империи, сегодня они считаются до смешного оскорбительными из-за вопиющего расизма, сексизма и классовости. Должны ли мы изменить содержание, а значит, и наше понимание Хаггарда, смягчив расовые оскорбления и карательные смерти? Подобные вопросы задавались и в отношении романов Энид Блайтон, которые до сих пор широко распространены, и романов Агаты Кристи, самого продаваемого автора всех времен.
Изменение этих произведений, будь то перевод или модернизация, не ограничивается стилистическими изменениями. Личности целых персонажей придется переписать, чтобы они соответствовали сегодняшним стандартам (это может быть достаточно сложно), и такие вольности с авторским произведением кажутся абсурдными или, по крайней мере, оруэлловскими. И все же, что делать, если при переводе исключительного в своем роде романа главный герой постоянно отпускает, например, расистские или гомофобные шутки, которые в той культуре, эпохе и социальном контексте могли послужить укреплению его популярности и (предположительно) хорошего мнения о нем читателей? Можно ли просто делать сноски на такие инциденты и использовать их для обсуждения культурных и исторических различий и меняющихся идеологий? Или же адаптировать шутку и перевести предполагаемый замысел автора (т.е. шутка делает персонажа популярным) так, чтобы не смущать прогрессивную современную читательскую аудиторию?
Лично я считаю, что перевод произведения в идеале должен быть ненавязчивым: не дело переводчика менять тон оригинала и тем самым влиять на интерпретацию текста читателями. Мы никогда не сможем полностью узнать замысел автора, но мы можем быть максимально верны его информированным интерпретациям. Кроме того, перевод широко воспринимается как объективный акт, хотя это вряд ли так. Распространенное мнение о точности перевода означает, что на переводчике лежит большая ответственность, ведь его слова в буквальном смысле будут восприняты как чужие. Переводчики — это прежде всего посредники: следовательно, они должны стремиться не обмануть ожидания своих читателей в отношении верности оригиналу.
И все же, несмотря на все эти проблемы и этические ограничения, перевод не стоит считать подавляющим «исследованием в бежевых тонах» в писательском искусстве. Как уже говорилось ранее, он может быть творческим, не будучи самонадеянным, особенно если неотъемлемой частью качества текста является запоминающийся стиль написания. В таких случаях чтение переводов может доставить массу удовольствия: ведь никогда не знаешь, что умного можно было бы обнаружить, используя набор параллельных инструментов, и как разные переводчики могли бы интерпретировать один и тот же текст. Какие инновации могли быть в переводе Шекспира, и могли ли эти переводы развиваться с годами вместе с нашим прочтением его произведений? Как насчет «Поминок по Финнегану»? Или «Бармаглота»?
Каким бы эгоистичным или иным ни был переводчик — и независимо от того, намерен ли он отразить или воссоздать текст, — есть, по крайней мере, один момент, на который мы можем надеяться: в переводе всегда можно как многое получить, так и потерять.
